В этой рубрике мы публикуем воспоминания наших ветеранов, детство которых выпало на суровое военное время.
Валентина Илларионовна Балашова много лет отработала на флоте судовым поваром, в прошлом году отметила 80-летний юбилей. На заслуженный отдых ушла в 2017 году. Живет в Жатае и является зоозащитником, устраивая на дому «передержку» бездомных кошек и собак.
В.И.Балашова родилась 2 апреля 1939 года в г. Сталино (сейчас это г. Донецк), Сталинской области:
«Перед войной моя семья уехала в Херсонскую область. Нас было восемь детей, я третий ребенок. Когда началась война, мне было два года. Жили мы в селе Рогачик, Херсонской области. Отца не видели, появлялся редко. Он помогал партизанам, рыл окопы, так как на фронт его не взяли, был инвалидом (ампутирована нога).
Видела фашистов и всё помню. Особенно запомнился мне случай, произошедший со мной в четыре с половиной года. Напротив нашего дома через улицу жила еврейская семья. Заборы не городили раньше, и мы видели всегда друг друга. У них был высокий дедушка, много детей. Около дома дорожки были, выложенные красивым кирпичом. По двору бегали гуси и куры. Возле нашего дома немцы разместили свою кухню. Мы, дети, подбегали туда к ним, они нас угощали фруктами и маслом в розовых обертках.
Потом эти немцы ушли и приехали другие, остановились возле наших домов. Сразу пошли в дом к еврейской семье и всех стали выводить, сильно кричали на них, заставляя быстрее выходить из дома, стали ловить кур и гусей. Стоял страшный шум и крик. Мать наша была во дворе и не успела зайти в дом. Она была черноволосая и смуглая, поэтому ее посчитали за еврейку и также заставили выйти. И всех повели на расстрел... Мать держала на руках младшую сестру, а я бежала за ней, вцепившись за юбку, и не хотела отпускать. Мать ругала меня, чтобы я шла домой, но я не хотела, плакала, просила ее отпустить и все спрашивала у нее, куда мы идем. Почему-то в тот момент мое детское сердце мне подсказывало, что нас ведут убивать. Именно по этой причине я и не хотела отпустить маму. В этот момент началась бомбежка, и я не понимала, откуда и кто стреляет, такой был хаос. Немцы попрятались, их кухню разбомбили, и мы все разбежались. Еврейская семья сразу куда-то скрылась из виду. Мы убежали в лес, где спрятались. Село разбомбили, остались только трубы от печей и отдельные части от домов. После мать всегда мне говорила: «Валя, это ты счастливая, ты спасла нас!».
Еще вспоминаю я момент, когда бабушка наша взяла муку и ливерную колбасу, постряпала нам полную кастрюлю пирожков и поставила на окно, из которого была видна вся степь. Стемнело. В наш дом зашли трое молодых парней, как я поняла, разведчики, спросили что-то о немцах, где они и куда делись. Бабушка и мать им сказали, что немцы не все ушли из села, еще о чем-то они поговорили, бабушка дала им пирожков, и парни быстро убежали. А я стояла возле окна и кастрюли с пирожками и глядела в окно на степь. Вдруг вижу: трое парней этих идут и в один момент падают. Я как закричу: «Мама, бабушка! Упали хлопцы! Немцы их убили!».
Я до сих пор вспоминаю те минуты жизни и думаю, что лучше бы нас расстреляли, так как в годы войны мы много настрадались, много пережили. Как сейчас смотрю фильм о войне и вижу бомбежки, трубы от домов, так сразу плачу, те страшные картины перед глазами встают, сразу вспоминаю бомбежки, страдания и боль, что мы пережили. Потому не могу смотреть такие фильмы.
В 1946 году мы переехали в г. Донецк, отец пошел работать на железную дорогу, и нашей семье выделили небольшую квартиру, люди дали нам кровати, на работе - телогрейки. Вот эти телогрейки стелили на доски и ими же укрывались во время сна.
Мы всему радовались, любой мелочи. Когда я пошла в школу, мать сшила мне красивую сумку-портфель, куртку и красивые шаровары. Я была счастливая и довольная своим новым нарядом. Сапог не было, поэтому мать пришила ткань к шахтерским галошам, так и получились сапоги.
В 1947 году был страшный голод, засуха, урожая не собрали. Выдавали талоны на хлеб. Отец ниткой резал его, чтобы разделить всем в семье, не уронив ни крошки. И всегда мать один кусочек обменивала на крупу, чтобы нам что-то сварить. Рядом с нами располагалась овощная база, и мы зимой собирали мерзлый картофель, упавший при разгрузке (погрузке). Помню, как мама натрет его, выжмет крахмал, а в «жмых» (мякоть) добавит муки и испечет картофельные оладьи. Полученный таким образом крахмал также обменивала на крупу.
Запомнила рождение сестры в 1947 году как счастливый момент. Назвали ее Вера, так как верили, что все должно быть хорошо. Она долго болела, перестала ходить, но выжила, потом ее научили говорить.
Когда была в 7 классе, семье дали квартиру, чему также очень радовалась. Стало немного легче, но все равно с детства приучалась к труду и заботе о семье. Приходилось помогать матери, и я на рынке рядом с ней продавала из чайника воду, говорила при этом: «Пять копеек не беда, есть холодная вода». Потом огород дали, купили корову. Сено заготавливала сама, таскала его в мешках, которые кое-как поднимала.
Окончила 10 классов. Была творческой личностью, с детства мечтала стать артисткой, ходила с восьмилетнего возраста в драматический кружок, но родители были против, говорили, что артистка - это не профессия и хотели видеть меня именно швеей. Потому образование швеи получила, как хотели того родители, но по профессии не работала, была ламповщицей (выдавала лампы шахтерам). До сих пор жалею о том, что моя мечта так и не сбылась.
В 18 лет я вышла замуж, работала на железной дороге рабочей, супруг — шахтером. В нашей семье родились дочь и сын. В 1970 году супруг уехал в пос. Сангар, за ним уехали и мы спустя несколько месяцев. Через несколько лет с детьми приехала в пос. Жатай, где работала поваром на нефтяном судне № 605, буксире «Адыча». Отходила на флоте сорок пять навигаций до 2017 года, после вышла на пенсию.В семье двое детей, пять внуков, трое правнуков.Награждалась неоднократно, имею много грамот и благодарностей за многолетний и добросовестный труд, однако особенными считаю две награды: присвоение звания «Ветеран труда» и награждение нагрудным значком «Отличник речного флота»».
Из книги «Война украла наше детство».